Гас Ван Сент
В ГЛУБОКОЙ НИРВАНЕ
"Последние дни" Гаса ван Сента в Каннах
Еще лет пять назад былого альтернативщика Гаса ван Сента считали конченым человеком: ударился в попсу, погнался за «Оскаром», отказался от юношеских идеалов. Два года спустя ситуация резко изменилась - сразу после радикального и мало кем замеченного «Джерри» ван Сент удивил весь мир «Слоном», получившим сходу и приз за режиссуру, и «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах. Поэтому не стоит удивляться ни тому, что «Последние дни» тоже пригласили в каннский конкурс, ни тому, что фильм стал первым громким событием фестиваля.
Содержание «Последних дней» так элементарно, что и пересказывать нечего. Перед нами на протяжении полутора часов живет, а затем умирает рокер по имени Блейк. Когда-то, видимо, бывший суперзвездой, ныне он напоминает скорее инопланетянина, по ошибке высадившегося в незнакомом порту. Блейк сбежал из больницы, где проходил курс реабилитации; его мозг и нервная система отравлены так основательно, что и наркотики больше не нужны - все само собой плывет и двоится перед его глазами. И перед глазами зрителей, соответственно.
Можно пуститься в бесконечные спекуляции: поговорить о символическом смысле черного цвета в восточной и западной культурах, процитировать Уильяма Блейка и вспомнить его однофамильца из «Мертвеца» - другого фильма об искусстве умирать. Но все это лишнее. Гас ван Сент стремится к предельной простоте. Даже его финальная ремарка - дескать, смерть Курта Кобейна была лишь источником вдохновения, а не реальной основой для сценария - должна быть понята буквально. «Последние дни» - это фильм не о Кобейне. Ни одна песня легендарных основоположников сиэтлского гранжа Nirvana не звучит с экрана. Обманчиво и внешнее сходство героя Блейка, сыгранного молодым и многообещающим Майклом Питтом, с почившим в бозе рокером. При ближайшем рассмотрении выясняется, что за белобрысыми космами скрывается совсем другая физиономия. А за кадром и в кадре играют музыку в лучшем смысле слова вневременную. Депрессивно-мазохистический гимн Лу Рида «Venus in Furs» был написан еще до рождения Кобейна; акустическая баллада сочинения самого Питта «Death to Birth» могла появиться примерно в те же времена. А модная песенка классиков эмтивишного r"n"b Boyz II Men уж больно удачно рифмуется с переработанным песнопением XVI века, звучащим под конец фильма, чтобы соотносить ее с конкретной исторической эпохой. Восхождение же обнаженной души Блейка из его мертвого тела и вовсе напомнит бывалому меломану о ледзеппелиновской «Лестнице в небо».
Тот факт, что вымышленный Блейк сделал реальный вклад в музыкальный ряд фильма, знаменателен. Майклу Питту, уже успевшему сыграть в экспериментальном «Садисте» Ларри Кларка, жанровом «Отсчете убийств» Барбета Шредера и ретроградских «Мечтателях» Бернардо Бертолуччи, на сей раз стоило бы без раздумий вручить приз за лучшую мужскую роль. Станиславским тут не пахнет, зато вживание в персонажа (непростого, надо сказать) убеждает с первых кадров. Настолько, что в финале впору поверить, что присутствуешь при настоящей смерти. И тут уже не столь важно, пытается ли Питт выразить смысл предсмертной записки Кобейна «I hate myself and I want to die» или играет что-то вроде классической театральной реплики: например, «Я еще жив!» умирающего Калигулы из драмы Камю. Главное - душераздирающее таинство перехода из жизни в смерть и непременная демонстрация продолжающейся после этого жизни. В исполнении уже совсем других артистов. Кстати, в их числе ван Сент привычно смешал своих приятелей (сценарист и режиссер Хармони Корин мелькает в ночном клубе, певица Sonic Youth Ким Гордон убеждает Блейка прийти в себя и т.д.) и непрофессионалов-новичков с бывалыми актерами вроде Азии Ардженто и фокусника Рики Джея. Все выступают под своими именами и вовсе без фамилий.
Нынешний ван Сент радикально отличается от всех остальных современных режиссеров (включая документалистов) тем, насколько подлинными и реальными кажутся его фильмы. Велик вклад оператора Харриса Савидеса, бывалого умельца, вместе с которым ван Сент разработал еще во времена «Джерри» особенную поэтику - камера то следует за персонажем, как агент спецслужб, то вдруг оставляет его вне поля зрения, безразлично концентрируясь на каком-нибудь зеленом кусте. А для звуковика Лесли Шатца стоило бы изобрести отдельную награду: столь мастерского соотнесения естественных звуков, музыки, голосов и искусственных фоновых эффектов сегодня продемонстрировать больше не способен никто. Но главный секрет трансформации ван Сента и редких качеств его последних фильмов - в другом. В силу то ли возраста, то ли неизвестных нам обстоятельств режиссер сконцентрировался на самой непопулярной из тем, видимо, занимающей его не понарошку: смерти. Как говорилось в мультфильме «Побег из курятника»: «хочешь, чтобы люди пошли за тобой, - не произноси слова смерть». Возможно, ван Сент снимает столь замечательные картины именно потому, что не хочет, чтобы люди за ним пошли. Кому она нужна, популярность. Вот у Курта Кобейна она была - и чем все кончилось?
Антон Долин, "Газета.ру", 2005г
вверх
|
|